Сцена Христос и солдат
(Отпущение грехов)
Солдат: Я давно хотел сказать тебе, пастырь: я не заслужил
рая.
Христос: Почему?
Солдат: Когда ты тащил крест, я не знал, кто ты. Для меня ты
был просто нищим грязным оборванцем, которого стегали плетьми стражники, чтобы
побыстрее тащил крест и не спотыкался. Я представления не имел, кто ты на самом
деле: нам ничего не сказали. Я думал, ты вор, или убийца, или городской
сумасшедший, или другое отребье человеческое.
Христос: И несмотря на это, ты вступился за меня?
Солдат: Нет, я не вступался за тебя. Просто когда десятник
приказал кольнуть тебя копьём, чтобы вынудить идти побыстрее, я послал его на
хрен.
Христос: Ну и что десятник?
Солдат: Рассвирепел и сказал, что сгноит меня в карцере за
неподчинение приказу.
Христос: А ты?
Солдат: Я сказал, что я солдат, а не палач, и я привык
поднимать своё копьё только на того, у кого тоже в руках есть оружие.
Христос: А что десятник?
Солдат: Сказал, что позже мне всё припомнит. И припомнил.
Потом, после казни. Но до этого я всё-таки пронзил твоё сердце своим копьём.
Христос: Когда?
Солдат: Когда увидел, что у тебя от боли на кресте
закатываются глаза. Я понял, что ты уже не жилец, и чтобы прекратить твои
мучения, я пронзил тебе сердце своим копьём. И ты умер.
Христос: И что случилось после этого?
Солдат: Десятник вышел из себя. Он визжал, как недорезанная
свинья. Он орал, что не мне решать, когда должна закончиться экзекуция. Он
вопил, что по приказу прокуратора ты должен был всю ночь мучиться на кресте за
свои преступления, и только потом испустить дух.
Христос: Ну, а ты?
Солдат: А я опять послал его на хрен и сказал, что мне
плевать и на него, и на прокуратора, и что я делаю то, что нахожу нужным сам.
Тогда десятник закричал, что это бунт, что он отдаст меня под трибунал, снимет
с довольствия, выгонит из армии ко всем чертям.
Христос: А ты?
Солдат: Я сказал, что мне глубоко начхать на него, на
десятника, что он – скотина, и что я достаточно молод и силён, и я найду себе
работу, если он выгонит меня из армии.
Христос: Тогда десятник…
Солдат: Велел другим солдатам схватить меня и бросить в
карцер. А на следующий день меня прогнали сквозь строй. Меня били плашмя
лезвиями сабель. Я с трудом дошёл до конца строя и упал – у меня горлом пошла
кровь. Меня волоком затащили обратно в карцер.
Христос: О чём ты думал тогда?
Солдат: Я думал только о том, как можно пережить такую
нечеловеческую боль. И ещё думал о Магдалине.
Христос: Ты любил её?
Солдат: Да, любил. Больше жизни. Но она ушла от меня – из-за
тебя, как я потом догадался.
Христос: Что ты думаешь о Магдалине?
Солдат: Она – святая. Когда я был с ней, мне открывались
врата рая.
Христос: Ты имеешь в виду близость, постель?
Солдат: Ну да, конечно. Она была совершенством.
Христос: Похоже, мы с тобой разный смысл вкладываем в слово
«святая».
Солдат: Какая разница? Кстати, как она тебе в постели?
Хороша, не правда ли? Особенно сзади. Какая фигура!
Христос: Если ты ревнуешь меня к ней, то напрасно. У меня с
ней не было физической близости.
Солдат: Плевать! Всё равно, я потерял её из-за тебя. И ты об
этом знаешь.
Христос: Тебя навещал кто-нибудь в карцере?
Солдат: Да. Смерть. Я умер в карцере вечером того же дня.
Умер и попал в совершенно чужое для меня место – в твой хвалёный рай. Я имею
право хотя бы самостоятельно выбрать, что для меня хорошо, а что плохо?
Христос: Тебе плохо в раю?
Солдат: Ужасно! Отвратительно! Тошнотворно! Я сам
несовершенен, и мне не место в твоём дурацком средоточии абсолютного
совершенства.
Христос: Что я могу для тебя сделать?
Солдат: Оставь меня в покое! Я хочу, чтобы меня больше никто
не трогал. Я хочу небытия.
Христос: Ты уверен? Ты – сильный, честный и добрый малый. Я
могу дать тебе работу в моей команде.
Солдат: Ну, уж нет, спасибо! Ни за что. Крути себе свои
делишки без меня.
Христос: Почему ты так зол на меня?
Солдат: А то ты не знаешь!
Христос: Если из-за Магдалины – клянусь, между нами ничего
не было. Если она ушла от тебя – значит, причина её ухода в тебе, а вовсе не во
мне. Мужчины не должны ссориться из-за того, что женщина сделала свой выбор.
Она имеет на это законное право.
Солдат: Ну, да, вали с больной головы на здоровую! Слушай,
не читай мне проповеди, отвали, прошу. Даёшь мне забвение – давай, а не даёшь –
так что я тут попусту трачу с тобой время?
Христос: Будь по-твоему, солдат. Но мне жаль, что ты уходишь
с ожесточённым сердцем. Магдалина, войди.
Магдалина (солдату): Я всё слышала! Зачем ты так, милый? Я
знаю – ты любил меня, но ведь это была иллюзия любви, купленная за деньги.
Солдат: Это для тебя была иллюзия, а для меня всё было
по-настоящему.
Магдалина: Мне жаль…
Солдат: Ну что это все срочно взялись меня жалеть?
Пожалейте, перестаньте жалеть, отпустите душу на покаяние! Да пошли вы все… Ну,
чего ты загрустил? Грешен, пастырь? Не кайся, не надо – я отпускаю тебе твой
грех передо мной!
Солдат, махнув рукой,
уходит. Христос и Магдалина молча провожают его взглядами.
Христос: Я виноват перед ним – он пострадал из-за меня: и
физически, и духовно. И это как раз та ситуация, когда я – при всей своей
власти – ничего не могу изменить.
Магдалина: Дай ему время, дай ему время, господи! Я его
знаю: он резкий, горячий, заводной – это потому, что он ещё очень молод. Но он
очень хороший и добрый. И он обязательно со временем остынет, всё поймёт и
примет тебя, господи…
Словно в подтверждение
слов Магдалины из-за сцены звучит песня солдата:
Вернись, Магдалина!
Я просто твой верный солдат.
Скажи хоть словечко – отправлюсь я с радостью в ад,
Скажи лишь словечко – я вызову сотню
на бой
За право любить и за право остаться с тобой.
Мы были последними: я, рядовой, и -
она,
Она отдавалась, ласкала, любила сполна,
Она заставляла о боли и грусти забыть,
Она как никто бесконечно умела любить.
Я думал, что я Магдалину, как шлюху, ласкал,
И сам не заметил, как голову с ней потерял.
Я нёс Магдалине монеты свои до одной,
Я жил с Магдалиной, почти что как с верной женой.
Солдату нельзя заводить ни детей, ни семью –
Ну, кто их накормит, когда рядового убьют?
Ни мозга, ни сердца не надо солдату иметь –
Семья и жена для солдата – костлявая смерть.
Солдатская шлюха – и мир мой, и дом, и любовь.
Солдатская шлюха, которая нынче со мной.
Я тоже, как шлюха: мне платят – я делаю всё.
Я тоже, как шлюха – реву, как последний осёл,
Я должен за деньги и совесть, и честь отдавать,
И ползать в грязи, и приказы козлов выполнять.
Солдата накормят, напоят, дадут и приют,
Солдата обучат, оденут, а после – убьют.
Но что он за парень?
На вид – совершенно простой –
Солдатскую шлюху однажды он сделал святой,
Забрал её волю, и душу, и разум забрал,
Разбитое сердце из мелких кусочков собрал.
Я должен к нему относиться как к злому врагу,
Я должен его ненавидеть – но я не могу.
Он за руку взял и мою Магдалину увёл,
А я почему-то реву, как последний осёл.
А я почему-то стою у креста весь в слезах,
Моей Магдалины сейчас вспоминаю глаза:
Они никогда не светились любовью такой –
Её он, как скульптор, воссоздал и сделал святой…
Дай мне твоё сердце!
В него я нацелил копьё.
Дай мне твоё сердце!
А я тебе отдал своё.
Пронзить твоё сердце –
Почти что ребёнка убить…
Прости меня, парень,
Тебе уже больше не жить.
Я знаю безносую –
С нею и ем я, и сплю.
Я знаю безносую –
С нею шутить не люблю.
Страшна она только для трусов и древних старух,
Для нас же с тобою она – избавленье от мук…
Занавес.
| 
